Однажды Глебов дал почитать Рубину изданную за рубежом на русском языке книгу Солженицына. Захар Романович с благодарностью принял и спросил:
— Откуда это у вас?
— Есть добрые люди, Захар Романович. Помогают поднимать «железный занавес».
Рубин ничего не сказал, но, когда возвращал Глебову книжку, счел нужным заметить:
— Если вам еще попадется что-нибудь такое-этакое… — И он щелкнул пальцами. — Премного буду благодарен…
Так у них установился контакт: их связала маленькая тайна. Впрочем, и скупка картин порой требовала известной конспирации, обе «договаривающиеся стороны» понимали, что афишировать подобные акции не следует.
Наконец, было еще одно обстоятельство, в немалой мере облегчавшее миссию Глебова: он, кажется, всерьез увлекся Ириной.
— Так или иначе, — заключает эту часть своего доклада Егенс, — мы получили достаточно подробную справку о жизни и деятельности Сократа… Вот она, сэр…
Пока шеф читает справку, Егенс пристально всматривается в лицо хозяина: доволен, раздражен? Судя по тому, как он неторопливо подошел к Егенсу и положил руку на его плечо, шеф доволен.
— Неплохо сработано… Смышленый малый. Черт возьми, он и служебный телефон Рубина сообщил… И адрес института… И список знакомых.
Но тут шеф делает паузу, желая, видимо, придать особое значение тому, что он скажет сейчас.
— Послушайте, Егенс, и все же вам не приходит в голову такая мысль: Сократ водит за нос Дюка. Вот именно — за нос… Действует по заданию чекистов… Когда Глебов приступил к операции?
— Месяцев восемь назад, сэр…
— Когда вы имели последние сведения о том, что Глебов еще на свободе?
— Месяца три назад, сэр.
— У чекистов есть еще время поиграть с этим Глебовым…
— Вы вновь полагаете, сэр, что Сократ…
— Я не полагаю, Егенс, а только предполагаю… Мы должны с вами принять столь важное решение, что не имеем права игнорировать любое предположение. На карту поставлена судьба человека, который поедет в Москву к Сократу. И если есть хоть малейшее подозрение, что Сократ связан с ЧК, мы должны все взвесить. Вы можете связаться с Дюком в Москве?
— Нет, сэр. Не могу… Дюк вынужден был покинуть Москву при обстоятельствах…
— Провалился?
— Да, сэр. Связался с не очень надежным парнем. Я вам говорил о нем… Сергей Крымов… Молодой человек заинтересовал чекистов и при первом же разговоре со следователем выложил все начистоту…
— Было стоящее дело? — небрежно спросил шеф.
— Пустяки… Тривиальная комбинация. Молодой человек привык жить широко, на дядюшкин счет. А дядя возьми, да и прикрой этот счет. Дюк не преминул воспользоваться и предложил юноше тридцать долларов за путевой репортаж Москва — Батуми для издательства, которое готовит книгу о России. Сергей сразу же согласился… А потом «завалил» Дюка. Ему дали два дня на сборы. Но он сумел оторваться от «хвоста» и передать эстафету Веселовскому…
— Глебов знает о случившемся с Дюком?
— Думаю, что нет, сэр. Веселовский предупредил Крымова: «О Дюке — никому. И упаси тебя бог Глебову рассказывать… Трепач, всем растрезвонит». Сергей, кажется, послушал его.
— Откуда у вас эта информация? Ведь Дюка нет в Москве…
— Сразу два источника. Первый — сам Дюк. Глебов в качестве туриста приезжал в Прагу и встречался там с ним. Дюк затащил его к себе в гостиницу и деликатно «прощупал», что русскому известно о нем. И убедился — Василий не знает истинных причин отъезда из Москвы иностранца-аспиранта. Полагает, будто тот завершил свои занятия. На прощание Дюк подарил Глебову дорогой сувенир и сказал: «Это от моего дяди… В благодарность за любезное внимание. К сожалению, его поездка в Россию отсрочена. И тем не менее он будет рад, всякой информации, касающейся будущего руководителя его работ». Они расстались, обменявшись адресами.
— Дюк дал ему свой настоящий адрес?
— Нет… Дядюшкин…
— Это — один источник. А другой?
— Веселовский… Через Дюка… Правда, в последнее время контакты Дюка с Глебовым и Веселовским прервались.
— А контакты Владика и Глебова?
— Глебов часто бывает в Москве, и они каждый раз встречаются. С доктором Рубиным — тоже…
Кажется, все сказано, все выяснено и пора принимать решение. Но шеф не спешит. Вытянув длинные ноги, он угрюмо смотрит на носки своих до блеска начищенных ботинок: «Кого же послать в Москву? Егенса, Нандора… Можно Медичку». Он неподвижно сидит несколько минут. Ему, бывшему офицеру королевских военно-воздушных сил, пришло в голову сравнить положение доктора Рубина с самолетом, удачно «схваченным» лучами прожекторов. Теперь только бы не выпустить. И добить.
Он вспомнил информацию Медички: «Человек гнилой, которого свалить можно без особого труда». Так ли? Кому же поручить? Нандор? Его, пожалуй, надо приберечь для второго захода. На первый раз рискованно. Ведь вопрос так и остался открытым: как поступил русский доктор после истории на стамбульском базаре — сообщил в КГБ или нет? Если сообщил, то Нандору нельзя показываться в Москве. Медичка?.. Эта хорошо знает Москву, москвичей. Но нет ли за ней «хвоста»? Пожалуй, Егенс… Шеф встает, подходит к Егенсу и говорит так, будто его внезапно что-то осенило.
— Послушайте, Егенс, а вам не пришла в голову такая весьма не оригинальная мысль — для поездки в Москву, для установления первого контакта с русским доктором самая подходящая кандидатура — это вы. Не так ли?
— Да, сэр… Я готов, сэр…
Шеф попрощался с коллегами и уже хотел было выйти из комнаты, но в дверях остановился и откашлялся, Егенс знал эту манеру «рыжего дьявола».
— Послушайте, Егенс. Как по-вашему, Глебов не догадался, что история с дядей Дюка — блеф?
— Думаю, что нет, сэр… Его перепроверят, сэр…
— Господин Глебов нас интересует, так сказать, в плане более отдаленном. Но нам надо знать, в какой мере можно рассчитывать на него в будущем…
— Я предусмотрел этот вариант, сэр. Веселовский имеет поручение Дюка держать Глебова в поле зрения.
ПЕРЕПРОВЕРКА
Виктор Павлович аккуратно складывает несколько папок, убирает со стола диктофон, пленки. Рона, пожалуй, сделала максимум того, что можно было сделать. А что касается «перепроверки» Глебова, то и здесь многое проясняется.
…В конце апреля Глебов поехал в Москву утверждать проект. Ирина вспоминает об этом приезде с тревогой, что-то недоговаривая, а может, попросту сказывается недавний шок. Погиб человек, который… Она сама не знает, был ли он ей безразличен. Нет, нет, главное — Сергей. Он все. А Глебов?
— Странный это был человек. Для меня — загадка. Умный, образованный и в то же время с шорами на глазах, с каким-то узко-обывательским взглядом на жизнь… Писал стихи, обожал музыку, живопись… В тот день Глебов встретил меня утром, когда я шла на работу… Я спросила его: «Что это с вами? На вашем лице выражение такого восторга. Весна?» — «В том числе и весна… Посмотрите, как весело играет солнце в окнах домов, как ослепительно белы мохнатые облака в голубизне высокого неба… Тс-с-с! Прислушайтесь — вы слышите, как, пощелкивая, лопаются почки на деревьях. Не слышите? А я слышу. И еще что-то слышу, чувствую… Вы спросили — что со мной, весна? Я вам ответил — в том числе и весна. А главное — вы…»
Ирина резко оборвала его тогда.
— Перестаньте сюсюкать, Глебов. Все это как-то неестественно…
— А для меня естественно, как вдох и выдох.
— Я прошу вас… Будем просто друзьями. Хорошо?
Глебов ничего не ответил и сухо попрощался.
В тот день Ирина пришла домой раньше обычного. Захар Романович был у себя в кабинете — ему нездоровилось. Но кто это у него там, с кем он так оживленно беседует? Пока она слышит только голос отчима. Захар Романович говорил о событиях в Чехословакии. Собеседник поддакивал. Но вот и собеседник подал голос. Глебов! До чего же назойливый молодой человек! Кажется, утром договорились?
Ирина распахнула застекленную дверь кабинета отчима. Ее поразило: оживленный разговор мгновенно прервался, и Глебов стал что-то лепетать о картинах…