— Я знаю, таких учуять нелегко, — говорил Нандор. — А за что же вам платят деньги? Если не можете, убирайтесь к чертям собачьим, идите работать в каменоломни, — распалялся хозяин, переходя на крик. Но, накричавшись вдоволь, он снова, уже более спокойно, начинал поучать, словно читал лекцию.

— Когда субъект, отвечающий вышеуказанным требованиям, окажется в поле вашего зрения, вы находите повод, пусть даже самый пустяковый, для провокации… Действовать надо молниеносно, чтобы гость не успел прийти в себя, что-то сообразить, прикинуть… Старайтесь запугать его, создайте такую обстановку, которая показалась бы ему безвыходной. И тут вы появляетесь на сцене в роли друга, спасителя, доброжелателя. «Я тоже советский человек, — восклицаете вы, — хотя и заброшен судьбою на берега Босфора». Вы считаете своим долгом спасти соотечественника. И совсем за ничтожную плату. Да, да, вы знаете, что у него нет валюты. Ее и не потребуется. Потребуется малозначащая информация, которую вы хотели бы в порядке дружеской помощи передать своему родственнику, работающему над книгой об СССР… Фантазии, больше фантазии, господа! — призывал Нандор, не желая признаться даже самому себе, сколь стандартны его советы. — Наша работа — это творчество, высокий полет мысли, изобретательности и деликатности. Мягко, тонко вы намекаете о возможности конспиративных связей. Каким способом? Пусть это не волнует вашего «друга», вы гарантируете абсолютную безопасность. И, разумеется, солидный гонорар. «Если вам будет угодно, — скажете вы, — мы откроем на ваше имя счет в Швейцарском банке».

Господин Нандор добросовестно излагал программу, преподанную ему в штаб-квартире. Там возлагали большие надежды на фирму «Нандор и К°»: хорошее прикрытие нелегального разведцентра. Но прошло достаточно много времени, пора бы уже получать проценты на вложенный капитал. Между тем, пока зафиксированы одни только убытки. А в штаб-квартире теребят господина Нандора — где координаты будущих агентов?

Вчера вечером Нандор пригласил к себе в кабинет Сабира и Керима. Разыгралась сцена почти по Гоголю. Он сообщил, что в ближайшее время к ним с инспекторской миссией пожалует представитель штаб-квартиры господин Егенс.

Экипаж потрепанного «ситроена» почтительно внимал голосу шефа — высокого, плотного мужчины, с мясистым носом и бульдожьими челюстями: его так и называли — бульдог. Нандор пребывал в мрачном настроении и потому говорил язвительно.

— Смею заранее предупредить вас, господа, благодарности нам не объявят, премий не дадут. Простите, — и он широко развел руками — не за что! Что? Вы хотите говорить, Сабир? Я вас слушаю…

Сабир робко заметил, что они работают в поте лица, но такова воля аллаха — иноверцы отворачиваются от них…

— А о нас с вами будут судить, господин Сабир, не по тому, сколько трудов мы потратили. Результаты! Результаты! Где результаты — спрашиваю я вас, что мы можем предъявить, кого нам удалось завербовать? Адреса так называемых «надежных людей»? Благодарю покорно! Мы можем забавляться этой игрой здесь, в Стамбуле, но я не смею водить за нос господина Егенса. Это весьма суровый господин…

Наступила тягостная тишина.

— Есть только один выход — сделать в ближайшие дни все возможное и невозможное для того, чтобы установить с русским человеком такой контакт, после которого можно быть уверенным: этот будет работать на нас. Я еще раз хочу напомнить вам — не разбрасывайтесь. Ищите, выбирайте. У вас должен быть нюх гончей. Помните, штаб-квартиру интересуют в первую очередь ученые, люди, имеющие доступ к источникам самой различной информации, представители так называемой творческой интеллигенции. Вы читаете английскую, американскую прессу, я выписываю ее специально для вас. Вы знаете не хуже меня, где участок наиболее благоприятного прорыва, в какой среде легче найти недовольных. Действуйте не растопыренными пальцами, а умно, целенаправленно. Я все сказал, господа. — И, о чем-то подумав, многозначительно добавил: — Хочу предупредить — мы рискуем оказаться за бортом, а там… Вы не хуже меня знаете, что значит для нас оказаться за бортом.

Плечи «бульдога» вяло опустились, и, не глядя на собеседников, он сказал голосом, звенящим от злости:

— Спокойной ночи, господа, приятных сновидений.

…Автобусы подкатили к Святой Софии. Поблизости, за углом, остановился и «ситроен». Керим и Сабир незаметно влились в толпу туристов. Гид, красивая смуглая девушка в ярко-зеленом платье, неплохо владела русским языком. Она бойко рассказывала про уникальный мраморный пол, мозаику, про облицованную бронзой мраморную колонну желаний: в одном месте бронза пробита, и в мраморе образовалось небольшое углубление. «Это от прикосновения пальцев, — улыбается девушка. — Легенда гласит: прикоснись — и исполнятся твои желания».

Путешествуя по Стамбулу, экскурсанты вели себя по-разному. Одни внимательно слушали, с наслаждением погружаясь в глубь веков. Другие спешили запечатлеть себя и своих спутников на фоне храма, мечети или крепостной стены и в поисках съемочной точки иногда отбегали в сторону. Вот эти, другие, и привлекали внимание экипажа «ситроена». Сабир сразу нацелился на лысого человека с красивым, энергично вылепленным, далеко не молодым лицом, волевым подбородком и тонким носом с горбинкой. В руках он держал кинокамеру, на шее висел фотоаппарат с телеобъективом. «Ему, пожалуй, за шестьдесят», — наметанным глазом определил Сабир, решив почему-то, что перед ними или актер или ученый. «Лысый», теперь он прикрыл голову кремовой кепкой, присел на корточки и, как заправский фотокорреспондент, старался захватить в кадр мечеть Алтын со всеми ее шестью минаретами. Потом минуту-другую послушал гида и снова отошел от группы, осматриваясь по сторонам. Можно было подумать, что он кого-то или что-то ищет. Кого, что? И ищет ли? Сабир и Керим вспомнили наставления Нандора — искать, выбирать, действовать…

Автобусы подкатили к базару. Гид три раза хлопнула в ладоши и объявила: «Я прошу всех подойти поближе и не отдаляться от группы. Здесь легко заблудиться и отстать. Сейчас мы с вами осмотрим один из самых знаменитых базаров Востока».

Шумит, гудит, звенит пестрый многоязычный стамбульский базар, переливаясь всеми цветами радуги. Словно магнит притягивает покупателей этот город в городе. У него свои законы, традиции, обычаи, свой облик «улиц» и их «жителей». Это лавина диковинных фруктов и разноцветных фесок, чеканка по металлу, шитье золотом, изделия мастеров, чье великолепное искусство передается из поколения в поколение. «Лысый» оказался в самом хвосте туристской группы и, пожалуй, чуть дольше, чем его соотечественники, задерживался то у витрины магазина, то у груды товаров, разложенных прямо на земле или на прилавках.

Здесь, на базаре, у каждой витрины — своя манера зазывать покупателя: «Посмотри, дорогой, купи, дорогой!» А эта, пожалуй, выделялась среди всех других сочетанием европейской строгости, даже некоторой чопорности, с азиатской пестротой. А может, это все показалось «лысому» — магазин расположен на бойком месте, недалеко от центральных ворот базара, потому и привлекает. Так или иначе, недолго потоптавшись у входа, турист решительно переступил порог магазина с яркой вывеской: «Нандор и К°». А чуть ниже:

В тот момент, когда иностранный турист, к тому же еще из СССР, появляется в торговом зале, закулисная машина начинает действовать. Все причастные к хозяйству Нандора уже знают — как и что им надлежит делать.

Керим спешит к черному ходу. Кабинет шефа имеет два входа: один парадный, прямо из торгового зала, другой неприметный, известный лишь посвященным. А Сабир остается на улице. Рядом с ним некто в ярком мундире, напоминающем форму местной полиции. Это не полицейский, а швейцар, но у Нандора свой расчет.

Через витрину и настежь открытую дверь Сабир видит, как навстречу «лысому» услужливо, чуть склонив голову набок, с улыбкой семенит продавец Яфи. У него удивительно наметанный глаз, у этого Яфи. Он видит и покупателя, и Сабира, незаметно подающего сигнал. Яфи знает, что означает этот сигнал: «Принять по высшему классу, не торговаться, и если вещь понравится, то можно продать и за бесценок».